Через двойную радугу - на Крит
Летом 2006 года несколько нижегородских СМИ обрушили на читателей восторженные публикации о впечатлениях туристов, посетивших Крит. Причина столь активной «рекламной кампании» крылась в том, что компания из трех журналисток и одного дизайнера по интерьерам в мае впервые побывала на этом сказочном острове.
Мы вернулись из путешествия под сильнейшим впечатлением – как будто из крито-микенской эпохи. Наша «рекламная кампания» была признанием в любви к Греции и благодарностью менеджеру отеля, где мы остановились, без участия которого мы бы не увидели и не вкусили (в прямом и переносном смысле) и четверти того, что довелось. Но сказка началась для нас еще в Нижнем Новгороде: за час до нашего отъезда в Москву вдруг начался проливной дождь, и мы выезжали из города на машине сквозь двойную радугу, а после еще час любовались ею в окно. Это было «мифологическое» начало. Тем более что мы знали: мы едем в «единственный рай на земле», как назвала Грецию Татьяна Толстая в своем знаменитом эссе «Нехоженая Греция».
В первый же день я получила удовольствие увидеть воочию и снять на фото «сценку», которую до этого встречала только в книгах и журналах о Греции (поездка на Крит была моим вторым путешествием в эту страну) и которую считаю ее визитной карточкой. В центре небольшого городка Херсониссос уютное открытое кафе, где за одним из столиков сидит священник в рясе, пьет кофе и делает какие-то записи, - в этом столько свободы и одухотворенности, когда «небо становится ближе» к земле! Я начала снимать священника анфас и в профиль – он даже бровью не повел. Зато компания юных греков, пившая кофе через столик от него, стала выкрикивать в мой адрес восторженные реплики, махать руками и греческим флагом.
За несколько дней до поездки на Крит я прочитала в Интернете чей-то рассказ о том, что критских мужчин зовут поголовно либо Йоргисами, либо Манулисами. Так вот, придя в воскресенье на службу в храм Панагии, я очень обрадовалась, увидев знакомое лицо священника. Но когда я узнала от прихожан, что его зовут Манулис, то рассмеялась от души (конечно, про себя). Однако батюшка оказался не прост, с наметанным глазом: когда я подошла в конце службы ко кресту, выяснилось, что он меня приметил. Он начал расспрашивать, откуда я (это единственная фраза на греческом, которую я поняла). От неожиданности и умения «говорить» по-гречески только со словарем я лишь пробормотала «апо ти Россия» и дальше «Христос анэсти» раз десять. Радушно меня перекрестив, отец Манулис сказал, что да, Христос, конечно, анэсти, и отпустил с миром.
Через день мы по индивидуальному туру уплыли на Санторини, где два дня бродили как ударенные по голове метеоритами и сгустками космической пыли: нам казалось, что либо мы попали на иную планету с иной цивилизацией, либо инопланетяне мы сами. Мы были на острове с вулканом, дышали его серным парфюмом, собирали красно-черные осколки лавы, которые я потом раздавала знакомым со словами: «Это плевки вулкана, погубившего крито-микенскую цивилизацию, Кносский дворец, лабиринт Минотавра и в нем нить Ариадны». Мы излазили все закоулки в Фире. Мои спутницы забрели на выставку древних микенских фресок и, потрясенные их древностью и «не нашими» ликами, выслушали лекцию какого-то грека-специалиста о том, что им повезло оказаться «здесь и сейчас», к тому же в первый раз.
Пока они краснели и бледнели, мучаясь комплексами «провинциалов и темных людей», я неслась в авто по трассе, ведущей в Ию, где меня ожидал фантастический закат. Я бросила своих спутниц на полдороге к выставочному залу, разозленная их медлительностью. Мне показалось, что до Ии можно дойти пешком часа за два по-над пропастью. Когда же я сбилась с дороги и вышла на трассу, мне попался на глаза милый старичок, вполне в пасторальном духе собиравший полевые цветы. Рядом стояла его машина, где сидели две большие грустные собаки. Сказав, что до Ии целых 8 километров, а дорога извилиста, он предложил подвести меня: он ехал в Ию в свой отель, где, как рассказал позже, одна из служащих была русская. Я сказала ему по-английски, что плохо говорю на этом языке. Он мне ответил: «I too» - и целых 20 минут мы беседовали с ним на английском и прекрасно друг друга понимали. Увидев разрекламированный путеводителями закат, я вернулась из Ии в Фиру последним автобусом, плотно набитым до отказа греками, немцами, англичанами, французами. С нас никто не взял два евро за проезд, водитель в кепке шутил всю дорогу, и я остро ощутила, что Греция – это не Европа, а почти Россия, причем эпохи социализма. Перед отъездом на Крит, в небольшой лавке на пристани, мы «разболтались» со стариком-продавцом на смеси английского-греческого-русского, который, услышав нашу русскую речь, долго всплескивал руками, расплывался в улыбках и объяснялся в любви к русским и России… Мы так и не смогли прийти в себя от Санторини, он снился нам в фантастических снах, и мы знаем точно, что обязательно туда вернемся.
На Крите мы побывали в Ираклионе, Ретимно, городе Агиос Николаос и его окрестностях. Здесь мы узнали, что русский – значит самый богатый. Менеджер нашего отеля рассказал нам, что в самых дорогих отелях Крита (цена за номер до 500 евро), в Агиос Николаос, живут исключительно русские олигархи. Они прилетают в аэропорт Ираклиона на своих самолетах, оставляют летный персонал на связи и развлекаются от души. В окна своих номеров они видят исключительно синее море, имея отдельный выход к нему.
Но свою корысть от любви олигархов к Криту неожиданно поимели и мы, когда зашли в один из артсалонов в центре города. Хозяйка, худосочная бельгийка с осветленными волосами, узнав, что мы из России, начала беспрестанно нам улыбаться и нахваливать мой английский (оставляющий желать лучшего), и даже разрешила моей спутнице-дизайнеру снять на фото интерьер и экспонаты салона. Последнее было просто фантастикой – обычно снимать не дают, блюдут авторское право. Она рассказала нам о сумасшедших шоппингах русских, которые приходят и, не глядя и не считая денег, скупают полсалона. Она даже заляпала руками стеклянную витрину, изображая это жестами (а потом оттирала ее тряпочкой), и это было самой яркой иллюстрацией того, как она потрясена «загадочной русской душой».
Но напоследок потрясенными оказались мы, когда зашли в английский бар на набережной выпить стаканчик сока. Вымотанная долгим разговором с бельгийкой и своим ломаным английским, я только промямлила: «Ту джус». Но вдруг барменша – рыжая толстушка-англичанка – спросила у нас: «Where are you from?» Я прохрипела: «From Russia», на что она с восторгом выдала нам: «О! Спасыбо!» Онемев на целых пять секунд, я выдавила из себя: «And where are you from?» Она ответила, что из Англии, и у нас полилась беседа о том, как ей холодно и скучно в Англии и как сказочно здесь, на Крите: море, солнце, полгода лето – настоящий рай. Из города мы уезжали с чувством невероятного собственного величия: мы осчастливили нескольких людей только тем, что мы русские!
Мы знали: чтобы побывать на настоящем греческом пиру, надо знать места. Аутентичные рыбные таверны, где на ужин подают блюда из морской живности, выловленной в море в обед, обычно далеки от проторенных дорожек. Благодаря менеджеру нашего отеля мы отведали всё: кальмары в кляре и огромными кусками с гриля, свежие, тающие во рту жареные осьминоги, креветки вдвое больше наших, мидии и рыбу, рыбу, рыбу. Самая божественная трапеза была в самом сказочном месте Крита – Элунде, деревеньке, растянувшейся вдоль морского берега недалеко от города Агиос Николаос. Поднявшись на машине вверх по горной дороге, мы увидели живописную бухту с набережными, яхтами и паромами, отелями и тавернами, но главное – фантастического синего цвета море с манящими островами (среди которых Спиналонга) и прозрачными берегами. В Элунде на морском берегу в таверне «Октопус» мы сидели за столом на открытой веранде и слушали попеременные хоралы шума морских волн и шелеста скатывающейся в море гальки. Наблюдали, как хозяин таверны кормит хлебом резвящуюся в водной стихии рыбу, и осознавали, что мы в раю. И что этот Критский рай доступен если не всем русским туристам, то, при определенных усилиях, большинству из нас.
Светлана Высоцкая
Мы вернулись из путешествия под сильнейшим впечатлением – как будто из крито-микенской эпохи. Наша «рекламная кампания» была признанием в любви к Греции и благодарностью менеджеру отеля, где мы остановились, без участия которого мы бы не увидели и не вкусили (в прямом и переносном смысле) и четверти того, что довелось. Но сказка началась для нас еще в Нижнем Новгороде: за час до нашего отъезда в Москву вдруг начался проливной дождь, и мы выезжали из города на машине сквозь двойную радугу, а после еще час любовались ею в окно. Это было «мифологическое» начало. Тем более что мы знали: мы едем в «единственный рай на земле», как назвала Грецию Татьяна Толстая в своем знаменитом эссе «Нехоженая Греция».
В первый же день я получила удовольствие увидеть воочию и снять на фото «сценку», которую до этого встречала только в книгах и журналах о Греции (поездка на Крит была моим вторым путешествием в эту страну) и которую считаю ее визитной карточкой. В центре небольшого городка Херсониссос уютное открытое кафе, где за одним из столиков сидит священник в рясе, пьет кофе и делает какие-то записи, - в этом столько свободы и одухотворенности, когда «небо становится ближе» к земле! Я начала снимать священника анфас и в профиль – он даже бровью не повел. Зато компания юных греков, пившая кофе через столик от него, стала выкрикивать в мой адрес восторженные реплики, махать руками и греческим флагом.
За несколько дней до поездки на Крит я прочитала в Интернете чей-то рассказ о том, что критских мужчин зовут поголовно либо Йоргисами, либо Манулисами. Так вот, придя в воскресенье на службу в храм Панагии, я очень обрадовалась, увидев знакомое лицо священника. Но когда я узнала от прихожан, что его зовут Манулис, то рассмеялась от души (конечно, про себя). Однако батюшка оказался не прост, с наметанным глазом: когда я подошла в конце службы ко кресту, выяснилось, что он меня приметил. Он начал расспрашивать, откуда я (это единственная фраза на греческом, которую я поняла). От неожиданности и умения «говорить» по-гречески только со словарем я лишь пробормотала «апо ти Россия» и дальше «Христос анэсти» раз десять. Радушно меня перекрестив, отец Манулис сказал, что да, Христос, конечно, анэсти, и отпустил с миром.
Через день мы по индивидуальному туру уплыли на Санторини, где два дня бродили как ударенные по голове метеоритами и сгустками космической пыли: нам казалось, что либо мы попали на иную планету с иной цивилизацией, либо инопланетяне мы сами. Мы были на острове с вулканом, дышали его серным парфюмом, собирали красно-черные осколки лавы, которые я потом раздавала знакомым со словами: «Это плевки вулкана, погубившего крито-микенскую цивилизацию, Кносский дворец, лабиринт Минотавра и в нем нить Ариадны». Мы излазили все закоулки в Фире. Мои спутницы забрели на выставку древних микенских фресок и, потрясенные их древностью и «не нашими» ликами, выслушали лекцию какого-то грека-специалиста о том, что им повезло оказаться «здесь и сейчас», к тому же в первый раз.
Пока они краснели и бледнели, мучаясь комплексами «провинциалов и темных людей», я неслась в авто по трассе, ведущей в Ию, где меня ожидал фантастический закат. Я бросила своих спутниц на полдороге к выставочному залу, разозленная их медлительностью. Мне показалось, что до Ии можно дойти пешком часа за два по-над пропастью. Когда же я сбилась с дороги и вышла на трассу, мне попался на глаза милый старичок, вполне в пасторальном духе собиравший полевые цветы. Рядом стояла его машина, где сидели две большие грустные собаки. Сказав, что до Ии целых 8 километров, а дорога извилиста, он предложил подвести меня: он ехал в Ию в свой отель, где, как рассказал позже, одна из служащих была русская. Я сказала ему по-английски, что плохо говорю на этом языке. Он мне ответил: «I too» - и целых 20 минут мы беседовали с ним на английском и прекрасно друг друга понимали. Увидев разрекламированный путеводителями закат, я вернулась из Ии в Фиру последним автобусом, плотно набитым до отказа греками, немцами, англичанами, французами. С нас никто не взял два евро за проезд, водитель в кепке шутил всю дорогу, и я остро ощутила, что Греция – это не Европа, а почти Россия, причем эпохи социализма. Перед отъездом на Крит, в небольшой лавке на пристани, мы «разболтались» со стариком-продавцом на смеси английского-греческого-русского, который, услышав нашу русскую речь, долго всплескивал руками, расплывался в улыбках и объяснялся в любви к русским и России… Мы так и не смогли прийти в себя от Санторини, он снился нам в фантастических снах, и мы знаем точно, что обязательно туда вернемся.
На Крите мы побывали в Ираклионе, Ретимно, городе Агиос Николаос и его окрестностях. Здесь мы узнали, что русский – значит самый богатый. Менеджер нашего отеля рассказал нам, что в самых дорогих отелях Крита (цена за номер до 500 евро), в Агиос Николаос, живут исключительно русские олигархи. Они прилетают в аэропорт Ираклиона на своих самолетах, оставляют летный персонал на связи и развлекаются от души. В окна своих номеров они видят исключительно синее море, имея отдельный выход к нему.
Но свою корысть от любви олигархов к Криту неожиданно поимели и мы, когда зашли в один из артсалонов в центре города. Хозяйка, худосочная бельгийка с осветленными волосами, узнав, что мы из России, начала беспрестанно нам улыбаться и нахваливать мой английский (оставляющий желать лучшего), и даже разрешила моей спутнице-дизайнеру снять на фото интерьер и экспонаты салона. Последнее было просто фантастикой – обычно снимать не дают, блюдут авторское право. Она рассказала нам о сумасшедших шоппингах русских, которые приходят и, не глядя и не считая денег, скупают полсалона. Она даже заляпала руками стеклянную витрину, изображая это жестами (а потом оттирала ее тряпочкой), и это было самой яркой иллюстрацией того, как она потрясена «загадочной русской душой».
Но напоследок потрясенными оказались мы, когда зашли в английский бар на набережной выпить стаканчик сока. Вымотанная долгим разговором с бельгийкой и своим ломаным английским, я только промямлила: «Ту джус». Но вдруг барменша – рыжая толстушка-англичанка – спросила у нас: «Where are you from?» Я прохрипела: «From Russia», на что она с восторгом выдала нам: «О! Спасыбо!» Онемев на целых пять секунд, я выдавила из себя: «And where are you from?» Она ответила, что из Англии, и у нас полилась беседа о том, как ей холодно и скучно в Англии и как сказочно здесь, на Крите: море, солнце, полгода лето – настоящий рай. Из города мы уезжали с чувством невероятного собственного величия: мы осчастливили нескольких людей только тем, что мы русские!
Мы знали: чтобы побывать на настоящем греческом пиру, надо знать места. Аутентичные рыбные таверны, где на ужин подают блюда из морской живности, выловленной в море в обед, обычно далеки от проторенных дорожек. Благодаря менеджеру нашего отеля мы отведали всё: кальмары в кляре и огромными кусками с гриля, свежие, тающие во рту жареные осьминоги, креветки вдвое больше наших, мидии и рыбу, рыбу, рыбу. Самая божественная трапеза была в самом сказочном месте Крита – Элунде, деревеньке, растянувшейся вдоль морского берега недалеко от города Агиос Николаос. Поднявшись на машине вверх по горной дороге, мы увидели живописную бухту с набережными, яхтами и паромами, отелями и тавернами, но главное – фантастического синего цвета море с манящими островами (среди которых Спиналонга) и прозрачными берегами. В Элунде на морском берегу в таверне «Октопус» мы сидели за столом на открытой веранде и слушали попеременные хоралы шума морских волн и шелеста скатывающейся в море гальки. Наблюдали, как хозяин таверны кормит хлебом резвящуюся в водной стихии рыбу, и осознавали, что мы в раю. И что этот Критский рай доступен если не всем русским туристам, то, при определенных усилиях, большинству из нас.
Светлана Высоцкая
